Игорь Тишин: «За рулём авто, взятого напрокат, можно догнать закат …»

«...обогнать закат / можно глядеть, как девственные облака / кукурузным полям Небраски облизывают бока...» Это строки стихотворения «Небраска» одного из самых молодых и популярных казанских поэтов Игоря Тишина, который поговорил с нами о влиянии Интернета, Швеции и детских мечтах. А мы делимся самыми яркими фразами стихотворца в режиме online.

 

«Поэзия как профессиональная деятельность — нонсенс. На стихах денег не заработаешь. Максимум, который могут получить от поэзии как автор, так и читатель — эстетическое удовольствие. Но это и не хобби, во всяком случае, для меня».

«Я рассматриваю сочинительство как обязанность — в отличие от многих, я умею это делать (временами хорошо), так почему бы этого не делать?»

«Хорошо я умею делать только три вещи — писать тексты, заниматься сексом и пить алкоголь. Если не закреплюсь на писательском поприще, пойду в жигало или сомелье. А если серьезно, мне хотелось бы заняться гейм-дизайном или написанием киносценариев. В общем, пропащий я человек».

«Будучи ребенком, я мечтал, что научусь дышать под водой, перемещаться на расстоянии, читать мысли, иметь толстый кошелек, написать гениальный роман, стать шофером скорой помощи и встретить любовь всей жизни. Пока осуществилась только одна мечта — любить и быть любимым. Это забавно, потому что в детстве я думал: нет, Игорь, уж что-то, а это точно неосуществимо. Когда мне было шесть, я верил, что буду искать будущую жену, стоя на улицах с табличкой: «Ищу девушку. Бить не буду».

«Ничего необычного. Все, как у людей — сплю, читаю, играю в компьютерные игры, занимаюсь любовью, пью пиво, хожу в кино. Иногда выношу мусор из квартиры».

«Казань мне нравится, но жить тут всегда я не хочу. Мне бы в глубинку, подальше от людей. Или в Швецию. Хорошая страна. Я даже начал учить шведский, настолько мне нравится их культура».

«Я ходил по Икее и увидел там книжки на шведском. Открыл первую попавшуюся со стихами Тумаса Транстрёмера. Он, по-моему, великий поэт. А переводят его на русский, как правило, плохо. Захотелось почитать его в оригинале, вот и начал учить шведский. А потом начал изучать культуру и втянулся».

«Я не знаком со всей казанской литтусовкой, но те ребята, которых я знаю — отличные люди, мои друзья. Некоторые из них пишут потрясающие стихи, качественную прозу, и мне хотелось бы, чтобы про них узнало как можно больше людей. Остальные пишут откровенное говно — меня так и тянет сказать им: «Ребят, займитесь лучше макраме или выращиванием шиншилл».

«Шанс стать известными или читаемыми есть у всех. Неважно, где ты живешь — в Казани или Лос-Анджелесе. Если ты по-настоящему хорош — тебя увидят».

«Почти все мои френды в жж — поэты, люди, близкие к литературе. Когда я выкладываю свои стихи туда, я получаю отклик от коллег по цеху. Так что ощущения, что это посыл в никуда, нет».

«Интернет извратил поэзию, испортил читателя. У каждого, кто научился худо-бедно рифмовать слова, появилась возможность выложить свои вирши в открытый доступ. Самое страшное — люди читают это, и оно им нравится. Я не могу понять, почему столько людей тащится от Ес Сои, например. Стихи-то у парня, мягко говоря, ужасные. Не утверждаю, что мои лучше, но моя аудитория куда меньше. С другой стороны, действительно хорошие авторы могут благодаря сети заявить о своем существовании. Ирония в том, что талантливых молодых поэтов читает куда меньшее количество людей, чем того же Ес Сою».

«Свою аудиторию, так или иначе, находит каждый. Сапожник ты, парикмахер или поэт — всегда будут люди, которым нравится, как ты латаешь обувь, стрижешь волосы или пишешь стишки».

«Когда пытаюсь понравиться народу, получается лажа. Когда я писал о неразделенной любви, мне стали говорить, что моя аудитория — это девочки в возрасте от 15 до 25 лет. Мне это надоело, я стал писать про смерть, вывороченные кишки, маньяков и призраков. Как думаешь, что мне теперь говорят? "Игорь, ты пишешь для девочек". Это брехня. Это Ес Соя пишет для девочек».

«Я пишу для людей, которые тоскуют по прошлому, по потерянному детству, по впустую потраченному времени. Я пишу для людей, которые с ужасом ждут своего последнего дня и думают, что впереди их не ждет ничего хорошего. Я пишу для них, потому что я сам такой. Я хочу сказать им: «Ребята, ну это смешно. Посмотрите на героев моих стишков. Они такие же, как вы, такие же, как я. Гляньте, насколько нелепо мы все выглядим со стороны, когда режем вены или бухаем из-за того, что нас бросили».

«Когда ко мне после поэтического вечера подходит 80-летняя бабулька, рассыпается в комплиментах, говорит, как ей это знакомо и начинает рассказывать о своей молодости — это победа. Значит, мне удалось найти общее между нами, перекинуть мост через года».

«Поскольку пишу я мало, приходится отказываться от участия во многих поэтических вечерах. Жду, пока накопится новый материал».

«Я обожаю читать на публике что-то новое. Всегда дико волнуюсь, когда читаю стихи. Руки дрожат, ноги подкашиваются. Если хлебнуть перед выступлением коньячка или виски, становится легче, но читаю я в этом случае хуже — появляются проблемы с дикцией, забываю слова. Лучше всего читать трезвому и без бумажки».

«Людям очень нравится "Желтый платок" и еще пара-тройка стишков. Но я стараюсь не читать слишком старых, приевшихся уже текстов. Например, в грядущем поэтическом сезоне я не буду больше читать ни "Желтый платок", ни "Небраску". Нельзя стоять на месте, надо совершенствоваться, писать что-то по-настоящему новое».

«Когда я пишу, обязательно должна быть тишина. Никого вокруг, ни единого звука. Не завидую будущей жене, потому что мне придется выгонять ее из комнаты, когда я буду что-то сочинять. Впрочем, надеюсь, она это понимает и знает, что я искуплю ее жертву сполна».

«А вообще, я восхищаюсь творчеством Тимура Алдошина, Дениса Осокина и Ани Русс. Очень люблю Андрея Абросимова — и как поэта, и как человека».

«Я безответственный и ленивый. Злоупотребляю алкоголем. Самое важное для меня — любовь. Говорят, я симпатичный».

«Мне кажется, поэты не взрослеют. В поэзии нет такого понятия, как возраст. 17-летний паренек может писать куда лучше 70-летнего старика. Я не знаю, что случится со мной через 12 лет. Вполне возможно, все свое время я буду уделять стрижке газона или еще какой-нибудь фигне».

Анна Тарлап,

2 курс, периодическая печать

Фотографии взяты из личного архива Игоря Тишина