Когда и как русский читатель начал грезить о Японии, Китае и Корее: подробности лекции Платона Жукова

В Казани 8–9 июня центр современной культуры «Смена» провел Летний книжный фестиваль, в рамках которого жители и гости республики посетили книжную ярмарку, образовательные лекции, выставки, детские мастер-классы и экскурсии. На одной из лекцией поговорили о том, как повальное увлечение всем японским впервые захлестнуло Москву и Петербург в начале ХХ века, обсудили обращение к восточной классике как средство побега от позднесоветской реальности и попробовали понять, как мы видим Японию и Китай сегодня.

Сооснователь книжного магазина «Желтый двор» в Санкт-Петербурге Платон Жуков провел лекцию, в которой рассказал, из чего сложился наш романтический образ Восточной Азии — загадочной, мудрой, недосягаемо-прекрасной. Спикер отметил, что изначально повальное увлечение всем японским было европейской модой.

— И начинает это меняться с азиатского путешествия цесаревича Николая. Он отправляется в огромное путешествие по Азии, посещает Японию. Будучи большим модником, Николай изволит иметь на предплечье татуировку дракона, потому что это последний писк европейской моды, — рассказал Жуков.

Позже, когда Николай II возвращается в Россию, он привозит с собой коллекцию жутко модных японских гравюр, хранятся они в Кунсткамере. В этот момент формируется уже более серьезный образ японского искусства и начинается серьезное увлечение им. В Москве и Петербурге проходят первые выставки. На них дают замечательные отзывы русские интеллектуалы, самые передовые люди страны:

• Художник Николай Рерих: «Сложенное старым японцем учит и поражает. Тончайший иероглиф жизни — рисунок, в многообразии подробностей сохранивший полный характер общего. Высшая законность в силе беззаконного размаха. Невинность в призраке бесстыдства. Дьявольская убедительность фантастики. Песня чудесных гармоний красок».
• Поэт Сергей Маковский: «Искусство японцев — магия зрительных постижений. Поэтому оно так чисто, так девственно-живописно, и поэтому любой европейский живописец может безнаказанно учиться у него».

Как отметил спикер, оба говорят от лица Европы. Жуков добавил, что в это же время происходит еще одно очень важное событие — визит актрисы Садаякко. Она едет в турне по Европе, потом приезжает в Москву и Петербург. И происходит не то чтобы фурор, а скорее скандал, потому что театральные рецензенты разделяются на два лагеря.

— Половина пишет, что это какое-то ужасное дикарское искусство, танцы невозможно смотреть, а другая начинает догадываться о скрытой творческой мощи. Есть какой-то другой театральный принцип, другое содержание, мы не готовы его воспринять, но мы чувствуем вот эту глубину, — объяснил Жуков.

Позже, в 1928 году, в СССР приезжает театр Кабуки. Японская труппа также останавливается в Москве и Петербурге. Платон Жуков отмечает, что Эйзенштейн и Мейерхольд увлекались кабуки, причем это оказывает на них серьезный эффект.

«Кабуки — это удар кием по зрительным полушариям мозга зрителя», — писал Эйзенштейн.

Со слов спикера, режиссер мало что понимал в сюжетах самих пьес, но он поражался именно зрительной мощи, звуковой мощи и напору.

Как раз с этого момента все непонятное постепенно становится чуть понятнее и ближе, так начинают издаваться первые знаковые переводы японских, китайских книг. В довоенное время накапливается огромный багаж, который позволяет двигаться к тому, чтобы понять эту культуру.

Но настоящий перелом начинается после войны. Во второй половине 50–60-х годов советского читателя захлестывает волна японских, китайских книг, среди них и детская, и современная литература, и классические китайские романы.

В этот момент наше общество впервые попадает под скромное обаяние японской классики, этого экзотического и минималистического быта, этих образов. Лектор также отметил, что увлечение всем далеким восточноазиатским, конечно же, можно понять и как способ побега от советской реальности.

— Что должен сделать конфуцианский муж? Уйти в горы и совершенствоваться, оставив все земное внизу. Вы думали, что вы просто неудачник, который не может профессионально или социально реализоваться в советское время, а оказывается, что вы, подобно благородным мужам в древности, уединяетесь, вы думали, что мебели и посуды в доме нет, а на самом деле это великое довольствие малым, — объяснил Платон Жуков.

Во время перестройки начинается новая Россия, и в это время странным образом происходит китайский бум. Все культурные метки внутри этого бума опять уходят в далекую древность: чай, кунг-фу, увлечения даосизмом и буддизмом.

Что касается Японии, здесь действует «мягкая сила» — аниме, манга, японский автопром, синкансены и панасоники. Наше общество получает другую современную Японию, которая в нашем понимании становится крайне передовой страной.

С начала нулевых происходит первая или малая корейская волна. В 2003 году в еще немодной Корее выходит фильм «Олдбой», который смотрели все. Корея здесь делает также заметные шаги в кинематографе, выходит действительно много выдающихся фильмов. А в конце 2008–2009 годов за рамками Кореи дебютирует музыкальная K-pop группа Girls' Generation.

— Еще далеко до большой корейской волны, она начнется в 2010-х годах, тогда K-pop и дорамы захватят нас всерьез, — рассказал Платон Жуков.

Как объяснил лектор, интерес к Азии — это подвальный фронт, который держится на увлеченных людях, фанатских переводах и фанатском движе. И если же вы видите какой-либо тренд на поверхности, если он коммерциализируется, значит уже десять лет он интересен ребятам на форумах.

— Мы выборочно проследили образ, который сложился у нас о Японии и Китае. Но кроме этого увлечения экзотикой и увлечения Азией как какой-то новомодной новинкой, я уверен, что мне, как и многим другим людям, Восток интересен еще потому, что это возможность оттолкнуться от бортика бассейна и выйти в свободное плавание. Это то поле, где ваши шаблоны перестают работать, вы наконец-то находитесь на чистом листе и можете действовать самостоятельно, — заключил Платон Жуков.

Альбина ХАСАНШИНА

Фото автора